Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не буду в это играть.
– Конечно, не будешь. Я даже знаю почему.
– И почему же?
– Боишься, что я тебя сделаю, – уверен, это точно должно подействовать. Герде надо отвлечься. Лежать трупом не варик, а вот заняться какой-нибудь фигней, самое то.
– Что? – кидает в меня подушку. – Еще посмотрим, – сползает с дивана, усаживаясь рядом. – Где там бить, ты говорил?
– Здесь, – повторно рассказываю о кнопках, только теперь уже в режиме игры.
– Ага. Ну держись, Богдаша, – хохочет, ойкает и хватается за голову.
Запускаю игру.
Часа через два мне нехило так прилетает этим самым джойстиком чуть ли не по башке. Гера не умеет проигрывать.
– Двенадцать раз, – чуть не плача, – двенадцать раз. Ты изверг, ты мухлевал. И вообще, мне плохо. Я тут умираю, а ты издеваешься.
– Интересно как? – ржу над ее мордашкой.
– Не знаю. Но это было нечестно.
– Я тут выявил одну закономерность.
– Какую? – задирает нос.
– Если ты вторая, то первое место кому-то всегда досталось случайно.
– Знаешь что, – хватает подушку, ударяя меня по плечу, – ты гадский. Ты… ты…
Ржу, отбивая удары.
– Прекрати, – через смех.
– И, – удар, – не, – удар, – по, – удар, – думаю, – еще один удар.
Наивняк. Отбираю у нее подушку, хватая за руку. Попалась. Гера смеется. У нее заразительный смех. Пятится назад и, врезавшись в кровать, падает сверху.
– Не трогай меня, – ржет, откатываясь дальше, – Богдан.
Кидаю в нее подушкой, Гера визжит и почти складывается пополам от смеха. Наступаю.
– Пожалуйста, пожалуйста, не надо, Богдан, – успокаивается, выставляя ладонь вперед, усаживаясь на край кровати.
Сажусь рядом.
– Отошла?
– Угу.
Гера облизывает губы и поворачивается в мою сторону. Очень близко. Сам до конца не понимаю, но уже целую ее. Крепко стискивая ее изящное тело. Касаюсь ладонью шеи, прерывая поцелуй, вижу, как расширяются ее зрачки. Губы слегка приоткрываются. Вновь накрываю их поцелуем.
Обвивает руками мою шею, прижимаясь еще ближе. Сейчас главное – не переборщить. А то знаю я себя.
Герда отстраняется первая. Тяжело дышит. Между нами по-прежнему пара сантиметров. Она продолжает обнимать и прижиматься ко мне, как, впрочем, и я. Щеки краснеют. Смущается, но взгляд не отрывает.
– Богдан, ты очень хороший, – опускает глаза, – но все это… я не знаю…
– Да не парься, – давлю улыбку, а самому ни х*ра не смешно, – все норм.
Смотрит прямо в глаза, гадина, всю душу уже выжрала.
– Я, наверное, поеду домой, – совсем тихо.
– Вызову тебе такси.
– Спасибо.
Выхожу из комнаты. Не сказать, что я сильно расстроен, но осадочек подбешивает. Вызываю такси и в течение пятнадцати минут отправляю Геру домой. Хреновая была идея притащить ее к себе, хотя… если мыслить глобально, анализировать ее реакции… то Катюша была права – Гера по уши. Хоть и выпендривается. Остается вопрос за малым, насколько во все это влип я?!
Только выпроваживаю Геру, как дома появляется Ма.
– Ты чего такой веселый? – интересуется крайне осторожно.
– Нормально все.
– Герда уже уехала?
– Уехала-уехала.
– Как я понимаю, она имеет прямое отношение к нашему настроению. Да?
– Не исключено. Слушай, пойдем кофе попьем.
– Пошли, конечно.
Наливаю в кружки кофе, усаживаясь за стол напротив Марины.
– Поделишься, что произошло?
– Не люблю девчонок себе на уме.
Ма смеется.
– Поругались?
– Не сошлись во мнениях, скажем.
– Богдан, я не хочу читать нотаций, – отставляет чашку.
У Марины немного напряженное лицо, будто она подбирает слова. Боится обидеть?
– Я тебе еще вчера сказала, что у нее очень специфичные родители. Все это… то, что происходит между вами… это никогда не будет серьезным. И дело тут даже не в Герде. Ей не дадут выбирать самой, понимаешь?
– Каждый сам вправе решать за себя.
– Сынок, – протяжно, уголки губ ползут вверх, – ты слишком все идеализируешь. У тебя либо черное, либо белое. Но так не бывает. Часто мы зависим от обстоятельств, окружающих нас людей… я думаю, что Герда очень сильно зависит от того, что происходит вокруг нее. От людей, влияния, положения…
– То есть, я ей не пара, правильно понимаю?
– Разве я сказала именно это?
– Нет, – качаю головой, я прекрасно понял, что Ма имеет в виду. Понял, но признавать мне этого не хочется.
– Не обижайся.
– А на тебя-то за что?
– За слова.
– Глупости. Знаешь, обстоятельства обстоятельствами, но все всегда можно изменить. Если сильно чего-то хотеть и прилагать для этого усилия.
– Дай бог, – улыбается. Но я чувствую, что она переживает.
Мы еще долго сидим на кухне, болтаем о ерунде. Марина рассказывает об университетах, придирается с выбором специальности… а я, как помешанный болванчик, думаю о Гольштейн. Этот несчастный поцелуй снес мне крышу окончательно. Раздражаю сам себя и того нюню, в которого я превращаюсь. В голове шумит навязчивая мысль – она будет со мной, чего бы мне это ни стоило. Мне не впервой добиваться того, чего, казалось бы, мне вовек не видать.
Герда.
Трусиха. Черт! Черт!
Я обязательно завтра с ним поговорю, все объясню. Скажу, что просто перенервничала. Что после алкоголя и приставаний того типа у меня был стресс. Не знаю… что-то придумаю.
Морщусь, чувствуя тошноту. Голова уже не болит, но общее состояние можно смело назвать «вареная муха». Прикрывая глаза, заворачиваюсь в плед. Сознание быстро рисует наш поцелуй, тело покрывается мурашками, а сердце замирает. Хочется кричать. С лица не сходит улыбка. Все это было так неожиданно, как в фильме. Перекатываюсь на другой бок, поджимая ноги. Волнение нарастает. А вдруг этот поцелуй был забавой с его стороны? Вдруг он играет? Если это так, то я поступила правильно, решив уехать.
Но самое страшное другое – меня видела наш завуч. Его мать видела меня пьяную. Я даже что-то уронила. Так стыдно мне еще не было. То, что с утра ее не оказалось дома, было просто великолепно. Иначе я бы умерла там со стыда.
Утром без энтузиазма собираюсь в школу. Родителей до сих пор нет, и это немного радует. Надеваю шубу и выхожу во двор. Машина уже ждет. Водитель открывает двери, и я юркаю внутрь. По дороге смотрю в окно. Погода постепенно меняется. Весна медленно вступает в свои права. Солнца становится все больше. На парковке замечаю Вику, машу ей рукой. Прижав к себе сумку, иду ей навстречу.